UNA FIDES. На главную
Почитание святого Архангела Михаила / Veneratio S. Archangeli Michael
 

Самый высокий морпех

Ниже приводится письмо, которое написал своей матери молодой морской пехотинец, участвовавший в боях в Корее в 1950 году. Флотский капеллан о. Уолтер Мадди, которому письмо было показано, тщательно проверил упомянутые в нем факты у самого солдата и у сержанта, командовавшего его патрулем. Придя к выводу, что то, о чем говорится в письме, действительно имело место, в 1951 г. о. Мадди обнародовал его перед собранием из 5 тыс. морских пехотинцев на базе Навла в Сан-Диего (штат Калифорния). С тех пор письмо неоднократно печаталось в газетах и журналах, было зачитано по радио и телевидению по всему свету.

 

Дорогая мама!

 

Я б никому, кроме тебя, не стал об этом писать, потому что никто больше не поверит. Тебе, может, тоже трудно будет поверить, но мне обязательно надо кому-то рассказать.

Значит, для начала, я в госпитале. Ты не волнуйся, слышь, не волнуйся. Меня ранили, но у меня все ништяк, ясно? Все ништяк. Доктора говорят, что через месяц я опять буду в норме.

Но только я не об этом.

Помнишь, как я в том году записался в морскую пехоту, помнишь, как когда я уезжал, ты мне сказала каждый день читать молитву святому Михаилу. Да могла и не говорить. Сколько я себя помню, ты мне всегда велела молиться святому Михаилу Архангелу. Даже назвала меня в честь него. Ну так я ж и молился всегда.

Michael, Michael of the morning,
Fresh chord of Heaven adorning,
Keep me safe today,
And in time of temptation
Drive the devil away.
Amen.


Эта молитва, очевидно, является кратким парафразом стихотворения Г. К. Честертона «К святому Михаилу во дни мира» («To St. Michael in Time of Peace»). — прим. пер.

(⇒ стихотворение на внешнем сайте)

А как в Корею попал, так еще больше стал молиться. Помнишь ту молитву, что ты меня научила? «Михаил, Михаил, ангел утреней зари, ясный луч небес горит», — ну, ты знаешь, что там дальше. Вот, я ее каждый день читал. То на марше, а то на отдыхе. А перед сном так обязательно. Еще даже кое-кого из ребят научил.

Ну и вот, однажды я был в передовом расчете далеко за линией фронта. Мы красных искали. Еле тащился, холодрыга жуткая, дыхание изо рта, как дым от сигары.

Я думал, что всех в патруле знаю, и тут гляжу, со мной рядом шагает морпех, которого я никогда раньше не видел. Здоровый такой, выше всех морпехов, каких я знаю. Наверно, шесть футов четыре дюйма [около 193 см. — прим. пер.], и сложен так, пропорционально. Мне сразу так спокойно стало, раз рядом со мной такая дылда.

Ну вот, идем мы, значит, рядом. Остальные все рассредоточились. И я ему говорю, так, чтобы разговор завязать: «Холодно, мол, да?» И сам рассмеялся. Меня тут в любой момент вполне убить могут, а я о погоде болтаю.

И товарищ мой, похоже, понял. Я услышал, как он негромко засмеялся.

Я на него смотрю: «Я тебя, — говорю, — раньше не видел, а вроде всех в части знаю».

«Я, — отвечает, — в последний момент появился. Меня Майклом звать».

«Вот те на, — удивляюсь. — И меня тоже».

«А я знаю, — говорит он, и дальше продолжает: — Михаил, Михаил, ангел утренней зари…»

Я так обалдел, что минуту ничего сказать не мог. Откуда ему знать мое имя и ту молитву, что ты меня научила? А потом сам себе улыбнулся: про меня вся часть знает. Я же этой молитве учил всех, кто слушать станет. Меня же то и дело зовут «святым Михаилом».

Помолчали мы какое-то время, потом он говорит: «Впереди кое-какие неприятности будут».

Наверно, он в хорошей форме был, или дышал еле-еле, потому что мне не видно было пара у него изо рта. У меня-то прямо клубами пар валил. Он больше не улыбался. Неприятности, думаю. Тут кругом красные, тоже мне открытие.

Снег пошел здоровыми густыми хлопьями. Раз — и все кругом завалено. Иду как через туман белый, липкий, мокрый. Товарищ мой пропал куда-то.

Мне вдруг тревожно стало. «Майкл», — кричу.

Чувствую, он ладонь мне на руку положил, и голос, густой такой, сильный: «Это скоро кончится».

Так и вышло, как он предсказал. Через несколько минут снег перестал так же вдруг, как начался. Солнце светит — четкий яркий кружок.

Я обернулся посмотреть, где остальные, а никого и нет. Потерялись, пока снегопад был. Смотрю вперед. Вышли мы на небольшой пригорок.

И тут, мам, у меня сердце встало. Их там семеро было. Семеро красных, в ватных ихних штанах и куртках и в этих шляпах смешных. Только теперь-то мне не смешно было. И семь винтовок в нас целятся.

«Майкл, ложись», — кричу и бросаюсь на мерзлую землю.

Выстрелы почти в один слились. Пули свистят. А Майкл стоит.

Мам, не могли они промахнуться, с такого-то расстояния. Я думал, его буквально на куски разнесет.

А он стоит, сам даже не пытается стрелять. Застыл от страха. Так, мам, бывает иногда, даже с самыми храбрыми. Как птица, которую змея зачаровала.

Так мне тогда показалось. Я подскочил, чтобы его потянуть на землю, и тут-то получил пулю. У меня в груди вдруг как огонь вспыхнул. Раньше часто гадал, как это, когда в тебя попадают. Теперь вот знаю.

Помню, почувствовал, как меня обхватили сильные руки, и мягко так положили на снег, как на перину. Я открыл глаза взглянуть в последний раз. Помирал я. Может, даже помер, помню, как думал: ну, это не так и плохо.

Может, я смотрел против солнца. Может, у меня был шок. Но мне показалось, что я вижу как Майкл опять стоит надо мной, выпрямившись, только теперь лицо его сияло страшно ярко.

Я говорю, может, это мне солнце в глаза било, но мне показалось, будто он меняется. Он стал больше, руки раскинул, может, это опять снег пошел, но вокруг него было что-то светлое, будто крылья у ангела. А в руке у него был меч. Меч, пылавший миллионом огней.

Вот, это последнее, что я помню перед тем, как остальные ребята появились и меня отыскали. Не знаю, сколько времени прошло. У меня несколько раз был крохотный момент отдыха от боли и лихорадки. Помню, как им говорил, что враг тут, чуть впереди.

«А где Майкл?» — спрашиваю.

Вижу, они переглядываются. «Кто?» — спрашивает один. «Майкл, Майкл, тот высокий морпех, с которым я шел перед тем, как снежный шквал налетел».

«Парень, — говорит сержант, — ни с кем ты не шел. Я за тобой все время следил. Ты слишком вырывался вперед. Я как раз собирался тебя позвать, и тут ты пропал в снегу».

Посмотрел он на меня удивленно. «Как ты это сделал, парень?» «Что сделал? — спрашиваю, довольно так зло, хоть и ранен. — Мы с тем морпехом по имени Майкл просто…» «Сынок, — говорит сержант добрым голосом, — я лично отбирал весь отряд, и никаких больше Майклов в нем нет. Ты единственный, кого так зовут».

Помолчал минутку. «Так как же ты это сделал, парень? Мы слышали выстрелы. В твоей винтовке все патроны на месте. И в тех семи трупах на холме ни грамма свинца нет».

Я молчу, что тут скажешь-то. Только гляжу на него и рот открыл от удивления. А сержант опять говорит: «Парень, — говорит, мягко так, — те семеро красных все убиты ударом меча».

Вот и все, что я тебе могу рассказать, мама. Я говорю, может, это мне солнце в глаза било, или дело в холоде или в боли. Но что было, то было.

 

Целую, Майкл.